– Ну а я-то на что? – воскликнул Азаил, довольный пришедшей на ум идеей. – Оба потусторонних мира за плечами – это не шутки. Это надо как-то использовать: мои знания, мои связи, мой опыт, наконец. Будешь единственным, кто действительно способен распознать действия любых потусторонних сил – и, возможно, что-то противопоставить им. Того же меня, например.
– Мне кажется, ты приносишь несчастья. Уж извини, но…
Он усмехнулся озорно.
– Знаешь, если меня в третий раз уволят, я вспомню вашу пословицу. Ведь Бог троицу любит, так, а?
Я махнул рукой, случайно задев администраторшу. Деньги выпали из пригоршни и раскатились по всей дежурке.
– Да что же мне, до вечера здесь ваши копейки считать? – не выдержала она. – Пятый раз сбиваете, сколько ж можно, наконец! Товарищ милиционер, разберитесь с ними.
Нас вывели в коридор под присмотр дежурного, нудно бурчавшего над моим ухом о штрафе за простой на работе. Я вздохнул, порывшись в кармане, нашел этот штраф из последних свободных денег. А затем, помедлив еще немного, протянул Азаилу руку.
– Уговорил. Согласен. До следующего привода в милицию.
– Не беспокойся, следующего не будет.
Я снова махнул рукой – на этот раз дежурный, пересчитывающий штраф, успел увернуться.
Азаил и неслучившаяся история
Вполне вероятно, так оно и было. В нашем мире все возможно. Даже самое, на первый взгляд, невероятное.
Жаль, но вот только проверить подлинность этой истории у меня нет никакой возможности, равно как и у любого из живущих на земле. Остается лишь уверовать в истинность повествования моего приятеля, бывшего демона по контракту, бывшего ангела на побегушках, Азаила и, положившись на его честность, выслушать удивительный рассказ.
Все началось… вернее, не началось…, но в тоже время происходило, точнее, не произошло, поскольку…. Вот странное дело, не представляю с какого бока подойти к этой запутанной истории. Расскажу лучше сперва о том, как я узнал об этой истории, а затем перейду к изложению сути не то случившегося, не то не случившегося, но все же имевшего место в анналах, хотя и оттуда вычеркнутого, происшествия.
Во время оно я только приступал к созданию собственного: магического салона и имел о его будущей деятельности весьма отдаленное представление – все больше из телевизионных передач, посвященных разным ведунам да целителям, да со слов самого Азаила. Однако, прельстившись обещаниями бывшего демона по контракту, уволился из районной поликлиники, где работал психологом, и пошел по накатанной дорожке собирать справки и подписи. Потратил кучу денег, но особо далеко не продвинулся, более того, обнаружил внезапно, что в третий раз подаю деньги в конвертике одному и тому же чиновнику, поставившему еще один свой автограф – под двумя точно такими же – на многострадальной истрепавшейся бумажке.
Когда я вернулся, Азаил находился у меня дома. Потягивал пиво, и смотрел телевизор, причем не просто так, а с пользой для кошелька – играя в интерактивный лохотрон, идущий по всем каналам с утра до ночи, он умудрялся неведомыми силами пробиваться в эфир и неизменно получать главный приз, доходивший порой до нескольких сотен тысяч рублей. Правда, все выигранные деньги уходили на взятки. Но Азаила это нимало не смущало. Как раз, когда я вошел, он, представившись ведущей Эмпедоклом, отгадывал, в каких трех воздушных шариках из двенадцати, выставленных на щите, находятся блестки. Разумеется, ни разу не промахнулся. Я плюхнулся рядом, переключил «ящик» на сериал, и показал Азаилу свое новое бессмысленное приобретение: бумажку с тремя одинаковыми автографами.
Он от души посмеялся, потом, спохватившись, тут же предложил мне кончать эту волокиту и предоставить все ему, как он и просил.
– Представляю, какой будет результат, – уныло ответил я. – Тебя выперли из двух инстанций, неужели ты надеешься справиться с третьей?
– Ты даже не даешь мне этой возможности, – энергично возразил он.
– Твои возможности я берегу на потом.
– А зря. Давай лучше сделаем так: после обеденного перерыва я пойду вместо тебя к Николаю Семеновичу, Алевтине Захаровне, ну и далее по списку. И если не уложусь до пяти вечера, можешь дать мне щелбан и считать по гроб жизни обязанным.
– Чьей жизни? – поинтересовался я. Он проигнорировал вопрос.
– А если мне удастся уложиться, возьмешь меня в компаньоны на равных. И сходишь за ста восьмьюдесятью тысячами, которые я только что выиграл. Вот паспорт.
Из ниоткуда он извлек очередной паспорт, по которым получал с телестудий деньги. На журнальном столике их накопилось уже лет на десять строгого режима.
С неохотой я ударил по рукам. Азаил просиял и немедленно помчался переодеваться. Из ванной я услышал его голос:
– Да, кстати. Чтобы ты не простаивал, предлагаю сходить за одной полезной вещью. Один человек приехал в Москву и продает любопытную книгу. Тебе будет небезынтересно ее почитать. Если подъедешь до Лубянки до трех, как раз успеешь приобрести.
– Почему до трех?
– Я упросил подождать. На такую книгу покупатели всегда найдутся. Только, когда купишь, не открывай по дороге, и не выпускай из рук. И, самое главное, не обращай внимания на ее причуды. Она должна привыкнуть к новому хозяину.
– Интересная, верно, беллетристика, – пробормотал я, почесав затылок.
– Владелец будет ждать на развале, у книжного магазина, рядом с выходом. Между продающими газеты монархистом в форме подпоручика и троцкистом в штатском. Словом, не промахнешься.
Я прибыл на Лубянку ровно в три. Троцкист и монархист сыскались быстро, левый продавал газету, правый раздавал листовки. Пожилой мужчина с букинистикой сидел на складном стуле прямо между ними. Вид у него был затрапезный, точно все свои фолианты он нашел на помойке, и сейчас ждет первого попавшегося покупателя, чтобы, отдав все за бесценок, бежать за пузырем. Но к нему никто не подходил, разве что за мной следом из метро вышел молодой человек, так же ткнувшийся в старинные книги.
Тот манускрипт, что требовался Азаилу, лежал с самого края. Отстранив любопытного молодого человека, я протянулся за ним, коснулся рукой кожаного переплета – мне показалось, что тот от прикосновения вздрогнул – и спросил о цене. Не торгуясь, выложил смехотворные три тысячи и спустился в метро.
В этот момент книга явственно дернулась и попыталась вывалиться на пол. Я вздрогнул, но не растерялся, ухватил покрепче – она затряслась в негодовании, и зловеще зашуршала страницами. Памятуя слова Азаила, я не обращал на ее поведение особого внимания. Правда, остальные пассажиры, ехавшие со мной в одном вагоне, обращали, отодвигаясь от меня как можно дальше. Увидев это, книга распоясалась вконец: плевалась жеваной бумагой, все время норовила укусить меня замком переплета, гадила непечатными буквами на брюки, тряслась и временами истошно гудела.
Но народ у нас в метро ездит терпеливый, вынесет и не такое. Посему помочь книге никто не спешил, с течением времени она затихла и лишь изредка тряслась, примирившись с судьбой.
